На главную страницу
ОТКЛИКИ И ПУБЛИКАЦИИ
Сергиевский проект


Сайт РПМонитор
Аналитический интернет-журнал "РПМонитор"


Екатиринбургская инициатива

Александр ЦИПКО

В ожидании Гагарина

Сила и слабость молодёжного консерватизма

Мы продолжаем начатый Юрием Поляковым в статье “Писатели и пипы” разговор о современной духовной ситуации в России (“ЛГ”, №52, 2005 г.). В публикуемых в этом номере заметках обозревателя “ЛГ” Александра ЦИПКО о молодёжном российском консерватизме предпринята попытка показать, что ещё не всё потеряно, что среди поколения молодых возрождается инстинкт национального самосохранения, происходит самое главное “возвращение” к патриотическому чувству и к глубинным духовным запросам. Причём происходит снизу, как спонтанная защитная реакция на постмодернистский космополитизм. Речь о тех, кто на дебилизацию эфира и маргинализацию книги ответил реставрацией красоты и глубины русской общественной мысли.

Есть достаточно оснований говорить об ушедшем 2005 годе как переломном. Если хоть на время наступить на горло нашему неистребимому интеллигентскому катастрофизму, то легко обнаружить многие и многие благодатные перемены. Власть начала проявлять волю и характер в отстаивании национальных интересов. Она за последний год очень многому научилась. Несомненно, что внешняя политика Путина не просто удачная, она блестящая.
И население России по достоинству оценило и национальную значимость начала строительства газопровода из России в Германию по дну Балтийского моря, и решимость Путина в выстраивании наработанных, симметричных отношений с нынешним антирусским и, на мой взгляд, антиукраинским руководством Украины.
Конечно, налицо и многие физические, материальные свидетельства благодатных перемен. Восстанавливаются из пепла многие здания общественного значения, строятся новые. А для русского, всё ещё постсоветского человека это главное свидетельство существования власти, существования страны.
Но всё же для нас, для российской нации, пережившей и распад создаваемой столетиями страны, и позор, хаос начала 90-х, пережившей вакханалию тотального грабежа национального достояния, самое главное – знаки духовного и нравственного оздоровления. Главная разруха в России – разруха в умах.
И, к счастью, психоз, рождённый нашей очередной, совсем не славной революцией, проходит. Умирает, правда, медленно, наше традиционное нетерпение, желание быстрых, сказочных перемен. Умирает так подводившая нас вера в “говорящие головы”, в харизматиков, в “крутых”.
Все начали понимать, что чудес не бывает, что после революций простому народу живётся хуже, чем до них, что революционеры делают революции для себя и под себя, что революция выносит наверх людей посредственных, корыстных. И не случайно от тех “героев” демократии, которые посадили Ельцина в Кремль, не осталось ничего – ни имён, ни памяти, ни доброго слова – ничего.
Для людей сегодня более важна синица в руках, чем журавль в небе. Восстанавливается умное русское “на бога надейся, а сам не плошай”. Мы являемся свидетелями послереволюционного отрезвления, и это само по себе говорит, что российская нация жива, имеет шансы на будущее.
Если люди начинают осознавать, что пора перестать разбрасывать камни, что, напротив, необходимо их снова собирать, то не всё потеряно. Произошло то, что не видят, не понимают наши либералы, – русский маятник качнулся в сторону консерватизма. Возникло желание соединить русские времена, посадить нашу нынешнюю сумбурную жизнь на что-то прочное, на моральные опоры, соединить настоящее с прошлым. Обозначился дефицит на традицию, на то, что наше, чем можно гордиться.
И верхи точно уловили эти настроения внизу. Свидетельством тому и перезахоронение в Москве, в Свято-Даниловом монастыре останков, вождя Белого движения генерала Антона Деникина, и перезахоронение в Москве останков русского мыслителя-патриота Ивана Ильина. Люди в массе избавляются от прежнего революционного критицизма по отношению к советской эпохе. Но всё же всё больше и больше людей начали понимать, что самое главное и ценное было у нас до революции, что основой русского мира, русской цивилизации было то, что мы потеряли в 1917 году. Нации, совершающие революции, выживают потому, что в какой-то момент они спохватываются, обнаруживают ценность того, что было, что не успели разрушить до конца.
Особенность, необычность нашей наблюдаемой нами консервативной революции в том, что её “движущей силой” являются молодые, дети перестройки в буквальном смысле этого слова, те, кто в 1985 году под стол пешком ходил. Если в начале 90-х идейная инициатива принадлежала тем молодым, кто славил “поражения”, то середина первого десятилетия нового, XXI века принадлежит тем тридцатилетним, кто славит русские Победы, российскую духовность, традиции и ценности Русской православной церкви.
Традиционное словосочетание “хранители старины” даже не подходит для описания новой идейной ситуации. И этот парадокс – консерватизм молодых – имеет объяснение. Поколение, которое знало старую Россию, поколение моих бабушек и дедушек, для которого она оказалась под конец жизни “утерянным раем”, ушло в мир иной ещё в 50-е и 60-е. Советские люди, советские интеллигенты могут сейчас славить только советское прошлое. Либералы-шестидесятники славят ленинскую гвардию, почвенники славят Сталина. И только молодые, новое поколение российской интеллигенции, сформировавшиеся в свободной стране, свободные от советских шор и стереотипов сознания, в состоянии целиком, и умом и душой, погрузиться в течение русской мысли и русской истории. И Пётр Струве, и Николай Бердяев в обращении начала 20-х к молодёжи России, освободившейся от коммунизма, призывали их чтить благочестие и духовный подвиг Сергия Радонежского. Молодые российские консерваторы, авторы “Русской доктрины”, спустя 80 лет как бы в ответ называют свой труд “Сергиевским проектом” в честь “игумена земли Русской”, преподобного Сергия Радонежского. Как видно, нить русской национальной истории не оборвалась.
За прошедшие полгода я как лектор, как эксперт прошёл через испытания уже десятков молодёжных аудиторий, и везде – и в Москве, и в Туле, и в Калуге, и в Курске, Саранске, Костроме и далее по всей России-матушке – слышал один и тот же призыв: “Верните нам достойную и сильную Россию”.
И везде совсем не молодёжная, глухая ненависть к “либералам”, к “либеральной элите”, которая “предала национальные интересы”, “своим телевидением развращает молодёжь”, “уничтожает российскую нацию”. Я закавычил слова из выступлений и вопросов ко мне, которые задают вполне интеллигентные, состоявшиеся молодые люди, студенты и аспиранты, члены движений “Наши” и “Гражданская смена”. Мы являемся свидетелями не просто возрождения, а всплеска, взрыва русского национального самосознания.

И если великорусский сепаратизм, родивший лозунг “суверенитета РСФСР”, был силой разрушения, предательством идеи России, идеи империи, то новый, молодёжный русский патриотизм пронизан пафосом “собирания камней”, пафосом собирания русских святынь, русской истории и даже русских земель. Понятия “Россия”, “империя”, “державность” соединены воедино в этом новом молодёжном сознании.
Новый молодёжный патриотизм отличается от того этнического патриотизма, который привёл к распаду СССР, имперским духом, поэтому его лучше называть не русским, а российским патриотизмом, он видит смысл русскости в собирании, добровольном единении народов России, в воссоздании уникального русского мира.
Несколько дней назад в Ипатьевском монастыре под Костромой, у экспозиции, посвящённой истории воцарения Романовых на царство, нечаянно подслушал рассказ экскурсовода-учительницы школьникам о “страданиях русской нации, пережившей марксистский эксперимент”. На протяжении десятиминутного рассказа эта учительница, простая, русская, до боли бедно одетая женщина, несколько раз вспоминала о России “как нашем общем доме”, о нашей общей “русской судьбе”.
Старое, дореволюционное понимание России как семьи народов как раз и возрождается в молодёжном российском консерватизме. Появляется и утверждается очень продуктивное для нашей ситуации понимание русской нации как “силового поля отечественной истории”, как духовного, культурного магнита, который притягивает, удерживает вокруг себя различные этносы. Россия, согласно этой идее, как бы государство-нация, большой дом, усыновляющий племена. “Российская нация есть общность тех, кто причастен делу государственного и цивилизационного строительства России”. И здесь же: “Россия – плод систематической работы, тысячелетнего накопления сил и собирания народов. Россия всегда была делом, общим делом, а не национальностью”. Почти дословно наши молодые консерваторы повторяют определение русской нации, сформулированное ещё в начале века идеологом просвещённого патриотизма Петром Струве.
Заслуживает внимания и предложение ввести в наш обиход вместо введённого в Конституцию понятия “многонациональный народ” понятие “многонародная нация”. И действительно, если русскость не кровь, а культурный, духовный выбор, это образ жизни и мыслей, то мы представляем собой нацию-общность народов. Но при этом нельзя забывать, что “русский народ является органическим ядром этой общности, а коренные народы, лояльные России, – её полноправными участниками”.

На смену патриотизма инстинкта, злобы, патриотизма корысти и ненависти, который расцвёл пышным цветом после распада СССР, появляется, выражаясь языком Ивана Ильина, “духовно осмысленный и христиански облагороженный патриотизм, который бы совмещал и страстную любовь, и жертвенность с мудрым трезвением и чувством меры”. В этом новом патриотизме нет расизма, нет национализма крови. Чем выше образовательный, умственный уровень людей, называющих себя патриотами, тем больше им присуще чувство меры.
В сущности, подлинный консерватизм и есть патриотизм, ибо предполагает защиту духовных опор жизни, национального достоинства, национальной культуры, национальной самобытности. Наше либеральное пораженчество могло процветать до тех пор, пока ему противостоял патриотизм злобы, патриотизм газеты “Завтра”. Но ситуация на идейном фронте меняется на наших глазах и меняется в лучшую сторону.
Формируется новое единение правых русских консерваторов, единение просвещённых патриотов. Символично в этом отношении последнее ноябрьское заседание президиума Всемирного Русского Собора в конференц-зале Союза писателей России. Это реальное движение русской истории, русского духа. Ведь всё, что существует вне русской духовной истории, на самом деле маргинально, обречено. Когда-то, в начале 90-х, маргиналами выглядели, маргиналами были патриоты, кричащие “Россия для русских”. Сейчас откровенным маргиналом выглядит, является тот, кто утверждает, что “Россия – это фашизм”.

Новых молодых русских консерваторов уже нельзя будет сбросить с национальной сцены, демонизировать их. Они не только умны, талантливы, но и, что редко случается в России, поразительно организованны. Я лично впервые увидел русских патриотов, которые способны выдвигать своих лидеров, спокойно объединяться вокруг них. Сам факт собирания вокруг “Русской доктрины” и текста проекта новой Конституции России (“Конституция России. Новый строй”) более сорока авторов и создание общего текста со сквозной идеей говорит о том, что инстинкт самоорганизации, способность к соборной, коллективной работе не совсем нами утеряны. А наши либералы, которые всё ещё по инерции борются с “имперскими амбициями”, со сторонниками так называемой “авторитарной модернизации”, не видят, не замечают своих новых, основных противников.
Молодые консерваторы требуют от власти куда больше жёсткости и упорства в отстаивании национального достоинства и национальных интересов, чем те, кого мы называем “силовиками”. В целом, как мне показывает мой опыт общения с патриотически настроенной вузовской молодёжью, особенно в провинциальной России, за их имперскими амбициями, за их желанием восстановить сильную, великую Россию стоят воля и дух, прочные убеждения. Манипулировать этими людьми невозможно. Всех этих молодых людей объединяет убеждение старых русских консерваторов, что Россия обречена быть великой державой, или её вообще не будет, или она не имеет смысла.
Наши молодые новые русские империалисты в своём самосознании выражают не только глубинную природу русскости, но и глубинные потребности современной цивилизации. Без России как суверенной, влиятельной, самодостаточной державы конструкция современной человеческой цивилизации действительно не обретёт прочности.
Комиссары ОБСЕ, которые обвиняют Путина в посягательствах на свободу слова и демократию, должны знать, что требование восстановления моральной цензуры идёт не просто снизу, от “ретроградов, не принявших демократию”, а от детей нашей либеральной революции. Это совсем не те патриоты начала 90-х, жившие мифами о “русской общине”, о русской соборности, о русском народе-богоносце, которые организовали и провалили “патриотическое совещание” начала 1992 года. Это вполне трезвые люди, которые прекрасно знают, какой народ они представляют, в каком положении находится современная Россия и на что мы можем рассчитывать. Никаких иллюзий, никакого традиционного противопоставления “русской соборности” западному индивидуализму.
На самом деле, как пишут авторы доктрины, на фоне целого ряда “сильнейших и устойчивых позитивных черт русской нации” мы страдаем от “отсутствия этнической солидарности, от разобщённости, беззащитности перед чужаками, восприимчивости и увлекаемости чужой культурой, что приводит к смене патриотизма на нечто противоположное: презрение к Отечеству и соотечественникам, психозом самоненависти, смердяковщиной”.
Да, мы такие. Но мы сами хотим решить свою судьбу.

Этого существенного перелома в политической, духовной жизни России, появления целого поколения молодых людей, которые ищут смысл своей жизни в строительстве новой, суверенной России, не предвидели те, кто хочет строить демократическую Россию с нуля, кто всё ещё надеется поломать “русский архетип”. Наш либерализм, как и наш красный патриотизм, был продуктом советской общественной мысли, советской образованщины. Молодёжный русский консерватизм – продукт свободной, открытой России, он вырастает из лучших традиций дореволюционной русской общественной мысли.
Ошибались наши либералы, когда утверждали, что в России по определению не может быть консерватизма, что в русской истории “ничего ценного нет”, “нет того, что консервировать”. Оказывается, что сама по себе красота и сила русской консервативной, православной мысли достойна того, чтобы её заново воссоздать. И самое неприятное для наших либералов состоит в том, что они проигрывают своим новым противникам в самом главном – в культуре мышления и в культуре анализа, в знании и понимании истории России.
Парадокс в том, что молодые консерваторы, отстаивающие суверенитет России, и прежде всего её духовный суверенитет, по уровню образованности, по глубине и всесторонности знаний куда более европейцы, чем люди, называющие себя “новыми западниками”, тянущие нас за волосы в Европу. А может быть, всё дело в силе и прочности убеждений. Идеал свободы в нашем российском варианте имеет разрушительный характер, а идеал Родины, вера в Родину всегда созидательна. Вообще, само по себе появление молодёжного российского консерватизма является чудом.
Вдруг неожиданно, из-под обломков советской общественной мысли и спуда постсоветской либеральной русофобии появляется целая плеяда молодых мыслителей, которые утверждают, что им дорога вся русская история, даже история “русской несвободы”, что им не нужны ни другие, более благополучные страны, ни другие цивилизации.
Хотя! А почему должно было быть по-другому? Почему новое поколение русских, ставших на ноги в новой России, решивших жить и делать карьеру на Родине, не должно проникнуться к ней любовью, не должно заботиться о её достоинстве, величии?
Беда и демократов начала 90-х, и либералов начала нового XXI века состояла в том, что они мечтали своё во многом аномальное, негативное отношение к России, её истории, к её духовным традициям сделать нормой, образцом для новых поколений.
Не получилось. Большевики хотя бы свою русофобию, ненависть к России как к “тюрьме народов” компенсировали сказкой о коммунистическом рае. А какие духовные ориентиры могли предложить новым поколениям России её новые либеральные хозяева? Только национальный нигилизм. Но пораженчество, синдром отторжения от “русских Побед”, “российской державности” по определению не может стать массовым явлением.
Нет худа без добра. Вместо планируемого либералами отторжения новых поколений от державной, имперской России зародилось массовое, молодёжное отторжение от них самих. Наш молодёжный консерватизм и как теория, и как широкое общественное движение – это в сущности протест против изначального пораженчества нашей либеральной идеологии и либеральной политики. И не могут нормальные люди, не поражённые трупным ядом смердяковщины, сами, добровольно расстаться с теми духовными радостями, которые дают человеку Родина, понятие “Отечество”, само ощущение близости, привязанности к тому, с чем была связана жизнь твоих предков, твоя жизнь, расстаться с правом любить свою Родину, гордиться ею, её достижениями, святынями. Сама возможность обрести духовно Родину, открыть для себя радость патриотизма является одним из главных прав личности.
Всё дело в том, что идеологи либерализма предлагали молодым не норму, а аномалию, самосознание, драму эмигранта, ищущего счастья на чужбине.

Конечно, не каждому дано обрести душой Родину. Человек может прожить всю жизнь на родной стороне и не воспылать любовью к ней, ни чувством, ни разумом. Что греха таить, как говорил Василий Розанов, полюбить все наши русские несчастья и беды, считать их своими нелегко. Нелегко с открытыми глазами полюбить и наш российский народ. Но, как заключает Розанов: “Может быть, народ наш и плох, но он – наш, наш народ, и это решает всё”.
Всё дело в том, что для русского человека и выбор невелик. Или обрести душой Родину такой, какая она была и какая она сейчас, воспринять её сердцем как свою Родину и народ российский как свой народ, или мучиться мукой эмигранта в собственной стране.
Ведь это страшная пытка – жить и работать в России и в то же время быть убеждённым, как, к примеру, Альфред Кох или как другие его единомышленники, что русские от природы ничего не умеют, что вся русская история – это “история несвободы”, что сами русские не в состоянии ответить на вызовы истории, что им будет лучше, если они откажутся от “глупых амбиций” и “добровольно согласятся на роль периферии современной западной цивилизации”. На самом деле мука жить в России и каждую минуту думать о том, как и когда лучше “свалить из России”. Куда комфортнее думать о России и ощущать её как любимую и родную, неповторимую, как наши новые молодые патриоты. Я уже не говорю, что у нас достаточно и цивилизационных, культурных и исторических достижений, чтобы гордиться Россией, любить её. Кстати, и в наше смутное время есть много духовного, воинского подвижничества.
Конечно, нельзя не видеть, что патриотизм, государственничество сегодня становятся модой. И не только модой.
Когда руководители государства открыто заявляют о своей приверженности “национальным ценностям”, российскому патриотизму и российскому державничеству, куда выгоднее быть патриотом, чем “ущербным либералом”. И в этой смене моды, перемене ценностей лично я не вижу ничего дурного. Это нормально, когда “патриот звучит гордо”, а русофобов презирают. Это даёт нам шанс. Но всё же рискну утверждать, что нынешний молодёжный патриотизм – это не выбор выгоды, а выбор духа, души. Он не носит и подражательный характер.
Наше поколение студентов философского факультета МГУ начала 60-х действительно приходило, правда, в редких случаях, к патриотизму через книжки, через открытие для себя красоты ума и слова дореволюционных русских мыслителей, через открытие для себя духовного величия России. У нас любовь к старой, разрушенной большевиками России была защитной реакцией на зубодробительный, тупой советский марксизм-ленинизм.
Сегодня в лице молодых российских консерваторов мы имеем дело с патриотическим выбором свободных людей. Они, правда, не осознают, что своим появлением, разносторонней образованностью, прекрасным знанием многих европейских языков они обязаны как раз перестройке, которую они, как многие государственники, сегодня на дух не выносят. Сам по себе факт, что инициатива очищения России, её культурного, информационного поля от национального нигилизма либералов, от характерной для них терпимости к однополым бракам, педофилии переходит к молодым, даёт России шанс. На наших глазах появляется российская консервативная элита, которой у нас не было в конце 80-х – начале 90-х, когда решалась судьба страны. Происходит смена элиты и в позитивном направлении.
Интересно, что новый русский консерватизм, новый молодёжный русский ригоризм, требующий от власти борьбы с порнографией, с аморализмом нашей массовой культуры, имеет прежде всего женское и совсем не монашеское лицо. На всех моих встречах с активистами движения “Наши” и движения “Гражданская смена” требование восстановления моральной цензуры в СМИ, и прежде всего на телевидении, выдвигают девушки, студентки весьма престижных вузов. В самом консерватизме молодых сокрыто глубочайшее противоречие нынешней духовной ситуации. Бывшим советским интеллигентам, прошедшим через советское воспитание, трудно преодолеть марксистские шоры, ленинское, большевистское восприятие царской России.
Но у современных молодых консерваторов, свободных от марксистских штампов и большевистского национального нигилизма, свои слабости.
Они лишены собственного, внутреннего ощущения советской жизни и советского строя. Отсюда и перлы типа того, что “СССР развалился не от нашей скудости, а от неприличного в своей глупости культа “сытости”, культа “модных вещей”, культа “подражания” этикеткам и символам массовой культуры, от прочих обывательских “идеалов”. Не знаю, может быть, я не прав, но куда более неприлично обвинять советского человека в том, что он пытался, как мог, накормить семью.
Слабость “Русской доктрины”, как точно подметил владыко Кирилл во время её обсуждения в Союзе писателей России, в том, что она не всегда проводит различие между “базовыми” моральными ценностями и “надстроечными” политиескими ценностями. Конечно, сам факт, что молодёжный консерватизм переходит на позиции православного, подлинного российского патриотизма, является благом. Но нельзя принять душой православие, не принимая душой христианскую мораль, идею моральной равноценности каждой, абсолютно каждой личности, каждой жизни.

Человек на самом деле – получеловек, когда он забывает о душе, когда у него молчит совесть, и весь он живёт страстью плотских наслаждений. Но нельзя, неприлично корить, к примеру, Хрущёва, как делают авторы “Русской доктрины”, за то, что он переселил людей из бараков в пятиэтажки, возбуждая якобы “потребительское отношение” к жизни. Нельзя отказывать русскому человеку в праве на достойную жизнь, на комфорт, материальные блага.
Но я сейчас не о том, как приблизить “Русскую доктрину” к реалиям русской истории и к подлинным причинам победы большевиков, и к подлинным причинам краха советского, ленинско-сталинского социализма. Мы так и не создали концепцию национальной истории, где бы уважение, пиетет к русским Победам, к российской государственности сочетались бы с пониманием того, что русский человек тоже человек, что он имеет право на счастье, на благополучие, на личное достоинство.
Для нашего анализа достаточно того, что эти молодые люди, о которых идёт речь, как наши современники, и сердцем и умом прекрасно чувствуют главную правду, главную проблему нынешней посткоммунистической России. Великой державой она действительно не является. Но и “влезть в роль “рядовой”, “малой” страны”, как ей советуют либералы, она не может.
Так было б спокойнее и прибыльнее, но не может. Не может русский человек до тех пор, пока он остаётся русским, отказаться от “имперских амбиций”, от желания быть гражданином великой, влиятельной державы. Не может, и ничего не поделаешь. Даже у поляков, которых несметное количество раз делили, которые более чем на столетие утратили государственность, снова проснулись имперские амбиции, жажда реванша.

Мы-то, слава богу, последние полтысячи лет сами себе хозяева. А потому не может нормальный, образованный русский примириться с ролью жителя управляемой территории. Не может, и всё.
Да, был период массового увлечения Западом, когда было сильно желание уйти от советского прошлого и даже демократию, электоральные процедуры сделать целью национального развития. Но этот либеральный романтизм был порождён железным занавесом и носил сугубо ситуационный характер. Но никогда не захочет русский человек, чтобы столицей его родины стал Брюссель, чтобы чиновник из Страсбурга учил его, как любить мать родную.

Я лично воспринимаю этот молодёжный консерватизм как бунт против навязанной нам в начале 90-х либеральной политкорректности, которая буквально держит нас за горло. У героев моей статьи есть здоровый инстинкт, есть здоровое ощущение того, что если мы и впредь будем слепо выполнять наставления наших учителей от демократии, то мы погибнем. И они правы. Или мы будем, как прежде, заботиться о своём “демократическом имидже” и идти путём распада и разложения, распада социальной и государственной дисциплины, или же начнём заботиться о своём духовном здоровье и социальном благополучии.
Вот почему во всех текстах, которые создаются молодыми консерваторами, на первом месте стоит идея, ценность государственного суверенитета как нашего святого права нам самим строить свой русский дом. Речь идёт о стремлении сохранить своё сознание, душу от посягательств извне, сохранить право видеть свой мир своими глазами, сохранить свой моральный и духовный суверенитет.
“Русская доктрина” “выдвигает непременным условием выживания и развития нации духовную суверенность, не просто “суверенитет” и формальную независимость (охраняемые границы и таможенные посты), но самостоятельность духа и воли”. “Самодержавие” понимается как “внутреннее самодержавие”, как способность нации и государства самим определять движение мыслей и чувств на своём национальном пространстве. Идеология молодых консерваторов – прямая противоположность идеологии “Открытой России” Михаила Ходорковского.
Отсюда и популярная сегодня в молодёжной среде идея восстановления цензуры нравов, идея оттеснения тирании либеральной медиакратии на обочину информационного потока. “Средства массовой информации, – говорит “Русская доктрина”, – нигде в мире не доказали, что могут обходиться без цензуры, не скатываясь в информационное насилие и нравственную беспринципность”.
Столь же радикально требование молодых придать православию право государственно-образующей конфессии. Тут есть своя логика. Если все беды современной российской нации от ослабления национального достоинства, от безбожия, распространявшегося в течение последнего столетия, то спасение в православии, его истории, ценностях. А что возразить, если, конечно, не стоять на космополитической позиции отмирания наций и национального сознания?
Действительно, Русская православная церковь является единственной живой традицией, единственным и организационным, и духовным стержнем, который идёт из глубины веков и живёт рядом с нами, внутри нас. 85 процентов населения России отождествляют свою русскость с православием.
Дело воспитания национального самосознания, чувства национального достоинства, самоуважения, считают молодые консерваторы, не может быть пущено на самотёк ввиду его чрезвычайной важности для нашего будущего. Государство не имеет права снимать с себя ответственность за моральное, идейное здоровье общества. Они правы. “Государство должно вернуться” и к “формированию активной культурной политики”, и к “идеологии образования”. Которое “не может и не должно являться производной функцией экономики”.
Молодёжный российский консерватизм создаёт проблемы не только для тех, кто победил в октябре 1993 года, но и для новой власти. За молодёжным консерватизмом стоит главный запрос новой России – запрос на духовную, политическую суверенность. Сейчас трудно и, наверное, опасно переиначивать нашу подражательную Конституцию 1993 года, написанную с позиций испуганного ученика демократии, под новые требования национального развития. Но не реагировать на многие разумные предложения “Русской доктрины” нельзя. Без союза, взаимодействия, сотрудничества власти с молодой, национально ориентированной Россией у нас нет будущего.
Новая русская элита формируется в молодёжном консерватизме, среди тех, кто не собирается ни при каких условиях, несмотря на крепкие мозги, “свалить из России”. Попытки подменить серьёзную национальную политику имитацией патриотизма, что характерно для эпохи Ельцина, с этими ребятами не пройдут. Они уже сейчас, до начала диалога с властью, угрожают ей созданием параллельной, “сетевой” России в случае консервации курса начала 90-х на “открытую Россию”, на ликвидацию суверенной России.
Ничто не мешает власти начать общенациональный диалог на тему, заданную молодыми консерваторами, – о реальных угрозах суверенитету России, нации, её духовной и культурной безопасности.

вверх